Антон Хабаров в спектакле «Дон Жуан. Новый миф», фото © Московский Губернский театр
— «Дон Жуан. Новый миф» – ваша первая театральная премьера за несколько лет. Соскучились по сцене?
— Очень соскучился! Я стараюсь выбирать качественные проекты, включая кино, но сейчас редко встречаются такие глубокие произведения, как у Мольера, Чехова или Достоевского. Классическая интерпретация сейчас не в тренде. Я действительно соскучился по театру, где важна выразительность слова и жеста, внутренний мир персонажа.
— С режиссером спектакля Максимом Меламедовым сразу установился контакт?
— Когда я встретил Макса, понял, что мы на одной волне. (Улыбается.) В «Дон Жуане» он придумал все. Конечно, он опирался на нас, актеров, но это в первую очередь его спектакль. Впервые в жизни у меня есть ощущение, что сама постановка – это отдельный персонаж. Мы с Мишей Шиловым (в роли Сганареля) играем сцену, и во время смены декораций мне кажется, что пространство оживает. Возможно, я говорю немного метафорично, но у нас много мощных элементов – колокол, счеты…
— …Которые в какой-то момент начинают звучать как биение сердца.
— Да! Мы в восторге от того, в какой системе координат находимся. Никто не ожидал, что все будет именно так. Во время репетиций в зале колоколом служил обычный стул, а ширма в исповедальне – просто деревянная конструкция, обтянутая черной тканью. Все выглядело очень обыденно. Но когда мы увидели декорации, поняли, какие смыслы Макс вложил в это. Я просил его быть строгим на репетициях и делать замечания, как и всем. Даже больше, чем другим, потому что такая роль, как Дон Жуан, не терпит легкомысленного подхода.
Антон Хабаров в спектакле «Дон Жуан. Новый миф», фото © Московский Губернский театр
— Как вы переосмысляли образ главного героя? Этому мифу уже три с половиной века.
— Мы начали подготовку за год до официальных репетиций. Почти каждый день мы общались, обсуждали материал. Много говорили о «Дон Жуане», перечитали все, что могли, и посетили московские спектакли.
— Нашли какие-то общие точки?
— Ближайшая к нам версия – спектакль Анатолия Эфроса. У него также была постановка «Продолжение Дон Жуана» по пьесе Эдварда Радзинского, но я говорю именно о мольеровском, где Сганареля играл Лев Дуров, а Дон Жуана – Николай Волков. Также был второй состав – с Леонидом Каневским и Михаилом Козаковым. К сожалению, сохранились только фрагменты спектакля. Удивительно, как Дон Жуана сыграл Александр Анатольевич Ширвиндт в телеверсии эфросовского спектакля. Я никогда не видел его таким – уникальный ритм и наполнение.
— При этом ваш «Дон Жуан» получился совершенно уникальным.
— Я долго размышлял над образом спектакля для себя и пришел к выводу, что у нас собралась необычная команда, задача которой – передать зрителю определенный смысл, не расплескав его по пути и не погружаясь в актерский эгоизм или пустое развлечение. В результате получается искренний диалог с залом, и возникают удивительные реакции. (Улыбается.)
— Трудно не реагировать, когда на сцене разворачивается совершенно фарсовый эпизод «Сказка про козла»…
— Да, для меня это настоящий праздник! Я осознаю свои способности, и вдруг могу сломать привычный образ. Я сознательно иду на это. Мне нравятся характерные роли, к которым я долго стремился. Актеров часто оценивают по ярлыкам. В этом плане мне повезло. Мне легче играть драму, чем, например, участвовать в таком детском представлении. Прыгать козлом с рожками – это совсем непросто. Но когда у меня это получается, и я вижу, что зрителям это нравится, для меня это огромное счастье. А сколько идей не вошло в спектакль! Я бегал на коленях, стучал копытцами из стороны в сторону. В конце концов мне сказали: «Хватит, и так достаточно». (Смеется.)
Кадр со спектакля «Дон Жуан. Новый миф», фото © Московский Губернский театр
— Вам во время спектакля еще и нужно сохранять серьезное выражение лица!
— Здесь важна сверхзадача. Условно говоря, нужно провести зрителя из точки А в точку Б. Когда ты понимаешь, что зал воспринимает твою историю, отмечаешь про себя: «Отлично, продолжаем». Тем более что после веселой части начинается философская. Но стоит рассмеяться – и диалог со зрителем прервется. Это как выйти из комнаты в самый интересный момент и оставить человека одного на пять минут. В некоторых спектаклях это допустимо, это даже оживляет атмосферу. Но в «Дон Жуане» – это совершенно недопустимо.
— У вас действительно очень трепетное отношение к театру.
— Да, я очень люблю театр, и, возможно, это прозвучит немного пафосно, но театр – это моя миссия. Деньги я зарабатываю в кино, а в театре я служу. Я выпускник Щепкинского училища, и наш девиз – «Священнодействуй или убирайся вон!». Поэтому я сменил три театра, пока не нашел тот, где могу обсуждать с людьми важные вещи.
— Одну из ролей в «Дон Жуане» исполняет ваша супруга Елена. Вам не пришлось долго привыкать друг к другу?
— С Леной мне всегда легко работать, потому что мы оба выпускники одной школы. У нас всегда есть о чем поговорить на сцене, и это замечательно.
— Работу домой не приносите?
— Обычно стараемся после репетиций не обсуждать тяжелые темы, но, конечно, некоторые сцены мы репетировали. Это невозможно избежать.
Антон и Елена в в спектакле «Дон Жуан. Новый миф», фото © Московский Губернский театр
— Как быстро сложился остальной актерский состав?
— Максим сам подобрал весь ансамбль, а с Мишей Шиловым я его познакомил сразу, потому что давно хотел с ним сыграть, и у нас есть определенная актерская химия. Мы много общаемся, и наши разговоры часто напоминают диалоги Дон Жуана и Сганареля. Сергей Безруков тоже очень хотел, чтобы у Миши была роль, соответствующая его таланту. Сергей Витальевич – уникальный художественный руководитель, который спрашивает: «Что ты хочешь сыграть?» Где еще такое можно встретить?
— Одновременно с «Дон Жуаном» на Первом канале вышел второй сезон «Казановы». Не могу не спросить о вашем отношении к образу героя-любовника.
— Я не рассматриваю таких персонажей как героев-любовников. Казанова, например, это мелкий мошенник и изначально травмированный человек. У него тяжелая судьба, он мстит матери, которая бросила его в детстве, и не верит в любовь. Если задуматься, с ним произошло большое несчастье. Дон Жуан – это вообще трагическая фигура. Да, он герой и любовник, но он так погряз в грехе и тщеславии, что считает, что даже смерть ему подвластна. При этом замечательная мораль Мольера также применима к Казанове: за самыми красивыми словами часто скрывается ложь. Идеала не существует.
— Природа манипулятора часто вредит и ему самому. Например, в продолжении «Казановы» герой сам запутался в своих чувствах и «ремесленном таланте».
— Здорово, что вы это заметили! Я старался это передать в игре. Вообще, возникает много споров, и моя точка зрения может не совпадать с мнением зрителей (и это нормально). Я считаю, что этот человек не способен на настоящую любовь. Он так и не научился этому за два сезона. В новых сериях он переживает кризис. Два года в бегах и постоянные укрытия – это очень тяжело. Он может не так глубоко рефлексировать, как кто-то другой на его месте, но он в растерянности. Это ужасное состояние. И не только я! Сам Юрий Ладжун, его прототип, который обманул более 60 женщин, так жил. Я много раз пересматривал фильм о его поисках и записи допросов, пытался понять, что это за человек.
— В новых сериях явно прослеживается предостережение…
— Мы действительно закладывали этот момент – и в режиссерских указаниях, и в монтаже, и в визуальном оформлении. Невозможно было сделать второй сезон таким же, как первый. Герой все-таки развивается и растет. Но мы говорим об этом очень тонко, намеками. В первую очередь это авантюрный ретродетектив, который должен поднимать настроение. Это кино другого качества, по которому, как мне кажется, люди очень соскучились. Лично я устал от тяжелого социального кино. Его много, и оно отличное, но хочется чего-то более легкого.
Антон в сериале «Казанова. В бегах», фото WEB
— Ваш следующий проект – сериал «Бессонница», где вы играете следователя, который случайно застрелил подозреваемого.
— (Смеется.) Да, мне захотелось уйти от образа героя. Я всегда стараюсь выбирать роли с глубоким внутренним содержанием, а здесь – человек, который мучается чувством вины за случайное убийство подростка. Но это рассказано очень деликатно, без излишней мрачности. Я не согласен на чернуху. Хотя после «Казановы» мне часто предлагали сыграть маньяков.
— Для вас имеет значение пол режиссера? «Бессонницу» сняла женщина, что несколько неожиданно, учитывая мрачный сюжет.
— Скажу так: если женщина – оператор, мне это очень нравится. Мне вообще нравится женский взгляд на кино, и я не кокетничаю. Есть такая фраза: чем дальше от артиста роль, тем лучше она ему удается. Это абсолютная правда. Только по-настоящему добрый человек – при условии, что он талантлив – может сыграть настоящего злодея. Если он злой, он никогда не сможет сыграть зло, потому что не понимает, как оно выглядит со стороны. Оля Кандидатова, режиссер «Бессонницы», – очень хороший, светлый человек. Она видит всю эту глубину. Мне было приятно работать с ней.
— Я знаю, что вы обращались в Следственный комитет, когда готовились к роли, и вообще славитесь скрупулезным отношением к чужой профессии. Какой процент художественного вымысла должен оставаться в кино?
— Я занимаюсь этим исключительно потому, что мне это интересно. Это мое хабаровское любопытство. Например, я позвонил в Следственный комитет и встретился со следователем. Узнал, что одно дело может занимать две газели, полные документов. Представляете? Конечно, такой тяжелый труд нельзя показывать в его истинном виде, иначе это никого не заинтересует. Я прекрасно понимаю зрителей, уставших от социального кино, где сплошная «правда-правда-правда». Им этого и в жизни хватает. Поэтому у нас чаще всего романтизированные образы разведчиков и следователей. Искусство должно подниматься над повседневностью.
— За последние пять лет у вас накопилось много историй из прошлого. В какой эпохе вам работать комфортнее всего?
— Эпохи XVIII или XIX века для меня не представляют сложности. Я не задумываюсь о манерах или о том, как носить фрак, потому что у меня большой опыт бальных танцев – вальсы, фокстроты. Я больше сосредоточен на самой роли.
Кадр со съемочной площадки сериала «Бессонница», фото © EPIC MEDIA
— А к военной теме вы относитесь с осторожностью…
— Я долго дружил с сыном Станислава Говорухина, Сережей, который, несмотря на известность отца, стал военным корреспондентом и потерял ногу в Чечне. Сергей создал фонд, в котором мы помогаем ребятам, прошедшим боевые действия. Поэтому я не могу смотреть на костюмы в современном военном кино, сразу вижу, что это только что сшитое. Такого не бывает. Когда мы снимались у Сережи Говорухина в фильме «Никто, кроме нас» о войне в Таджикистане, одежду не стирали два месяца.
Она была белой от нашей соли, и запах был невыносимым. Но это создавало совершенно другое впечатление. Я понимаю, что для создания военной картины нужно полтора года подготовки и столько же на съемки. Тогда, возможно, получится что-то похожее на «Они сражались за Родину».
— Десять лет назад вы похудели на 10 килограммов для съемок в сериале «Мурка». Больше не рискуете своим здоровьем?
— Да, тогда я курил, мало ел и похудел экстремально. Когда я пришел на площадку, Джаник Файзиев меня не узнал и прошел мимо. Я уже восемь лет не курю и не пью, потому что с моим образом жизни это не приносит удовольствия, а только мешает.
— Из экстремального в вашей жизни остался только дайвинг?
— Нет, если подходить к этому профессионально, а не как туристы, которые погружаются без инструктажа и запасного баллона с воздухом. Я считаю это опасным, там много нарушений, за которые еще не взялись. Мы с Леной каждый раз подтверждаем свою квалификацию, сдаем экзамены и погружаемся в профессиональных дайв-центрах с необходимым оборудованием, включая барокамеры. Это невероятно расслабляет! Это как космос, совершенно другая реальность.
Антон Хабаров, фото © Игорь Панков
— Кто первым предложил заняться дайвингом?
— Изначально это было хобби жены. За 25 лет совместной жизни сложно вспомнить, кто что начал. Обычно это Лена. Она научила меня играть в шахматы. Сначала отдала в секцию нашего сына Владика. Я ездил с ним на соревнования, поддерживал его. Постепенно сам втянулся и начал работать с тренерами. Шахматы для меня – одна из самых интересных и эмоциональных игр. Удивительно, как можно ощутить свой интеллектуальный предел, когда мозг просто перестает работать. Но у меня все равно хорошие результаты – недавно я играл с Даниилом Дубовым, чемпионом мира! Я продержался дольше всех и занял первое место.
