В 2018 году Марк стал финалистом конкурса юных чтецов «Живая классика» и отправился в «Артек». Именно там его заметил декан актерского факультета ГИТИСа Тарас Белоусов и посоветовал поступать в актерский вуз. Эйдельштейн последовал этому совету, но выбрал не ГИТИС, а Школу-студию МХАТ (мастерская Марины Брусникиной и Сергея Щедрина).
Марк Эйдельштейн, фото © vk.com/m.eydel
— В одной из социальных сетей вы подписали себя как «Геймер». Увлекаетесь видеоиграми?
— Нет, я не увлекаюсь играми. Меня интересует ментальность игроков и их отношение к реальности. В целом, компьютерные игроки – это удивительные люди. Азарт придает им бесконечную энергию, помогает справляться с ошибками и проявлять смелость. Игра ставит перед ними цель – выиграть. И тогда все становится проще, понятнее и интереснее. Я так подписался, чтобы не забывать о том, что существует такая модель восприятия мира.
— Не думали о создании проекта, который бы сочетал видеоигру и кино?
— Нейросети и виртуальная реальность заставляют задуматься о погружении. Это актуально как для игр, так и для театра и кино. В таких проектах зритель вовлекается на другом уровне. В игре от тебя зависит, что произойдет, но как это реализовать в фильмах, где зритель остается пассивным наблюдателем? Был всплеск интерактивного кино, но потом это ушло, так как не было ясности в его работе. Однако в театре я понимаю, как можно сделать постановку в VR-пространстве. Как только мы с родителями слетаем на Чукотку, можно будет об этом подумать.
Марк Эйдельштейн, фото © vk.com/m.eydel
— Изменилось ли отношение родителей к вашему выбору?
— Наши отношения изменились в целом. Я взрослею, а они все больше времени проводят без меня. Недавно я вернулся в Нижний Новгород и увидел свою комнату с обрывками обоев с бегемотами и жирафами, увидел дом и родителей. У них все по-прежнему: папа жарит картошку, мама готовит вкусные салаты, и им хорошо и уютно. Когда ты растешь рядом с родителями, между вами неизбежно возникает напряжение, которое формирует тебя и толкает к развитию и юношескому протесту.
У меня сейчас нет никакого протеста, потому что я давно принимаю самостоятельные решения. Они просто наблюдают, и когда мне нужна поддержка, они ее предоставляют. Я уже слишком далеко ушел от Нижнего Новгорода, и родители понимают, что не могут на это повлиять. Чтобы я не сбился с пути, они выбрали созидательную позицию. Я этому очень рад, безмерно благодарен и сильно их люблю.
— Судя по всему, вам комфортно в таких отношениях с родителями.
— У меня есть теория: чем больше задач и целей ты ставишь перед собой и чем качественнее и быстрее их выполняешь, тем меньше задумываешься о том, ради чего бежишь этот марафон. Грубо говоря, в чем смысл? Это сложный вопрос, но на него можно найти ответ. Я конкретно бегу ради мамы, папы и брата.
— Вы уже снялись в нескольких драмах, военно-историческом проекте, научной фантастике и байопике. О каких темах вы, как актер, хотели бы поговорить со зрителем?
— Три-четыре года назад во мне бурлила подростковая любовь и максимализм. Я был увлечен яркостью, интригой, страстью и безрассудством. Теперь акценты изменились. Например, тема любви и верности, которая все чаще обсуждается в обществе, стала для меня новой и интересной для диалога. У меня пока нет готовых ответов, но я мог бы задавать вопросы через экран. Что такое семья? Это то, от чего ты пытаешься убежать, как я, или то, ради чего ты движешься вперед? А что такое верность? Верность семье, любви, делу, миссии? Все эти вопросы касаются смысла жизни.
Марк в фильме «Праведник», фото WEB
— Взрослые размышления…
— Да, реальность наступает на пятки, и время всегда уходит быстрее. Это проявляется в технологиях. Когда мы делали промо для короткометражки «Надеждозаписывающая студия», я влюбился в девочку, созданную с помощью Midjourney (нейросети для работы с изображениями). Она смотрит на меня, и я чувствую, что она прекрасна. Об этом тоже хочется думать и говорить. Мы живем в эпоху революции, и это нужно осмысливать. Иначе в чем наша ценность как художников? Не хочется, чтобы такая стремительная реальность прошла мимо. Нужно быть с ней в диалоге.
— «Надеждозаписывающая студия» — это ваш режиссерский дебют! Это 19-минутный документальный фильм, снятый в формате реального подкаста, где вы, Лиза Ищенко и Влад Коноплев обсуждаете, каково быть 20-летним сегодня. Собирая информацию о вас, я часто натыкался на сравнения с Тимоти Шаламе, которые, уверен, вас раздражают…
— Даша Верещагина (сыграла Алису Селезневу в «Сто лет тому вперед») недавно сделала мне жесткий подкол. Она прислала картинку, где в поисковике написано «Марк Эйдельштейн», а на фото к запросу – портрет Тимоти Шаламе. Я не знаю, кто это придумал, но это смешно. Все спрашивают: «Как ты относишься к Тимоти Шаламе?» Я отвечаю, что он классный парень, действительно крутой. А иногда говорю, что он странный, в зависимости от настроения. Но мне хочется конкретики. Я бы хотел, чтобы меня пригласили разбирать его работы. Например, «Вонку».
Мне кажется, было бы интересно показать прогрессию сумасшествия героя от Шаламе до персонажа Джонни Деппа. А Тимоти этого не делает. Мне неинтересно смотреть, как он великолепно играет, я и так это знаю. Хочется видеть его в крайних состояниях. К «Сто лет тому вперед» и ко мне могут быть такие же вопросы, но Колю Герасимова не нужно было изображать сумасшедшим, такой задачи не стояло.
Марк режиссер короткометражки «Надеждозаписывающая студия», фото © vk.com/m.eydel
— Кстати, вы совсем не похожи на Колю. Смотрели «Гостью из будущего»?
— Несколько раз. Пытался понять, что могу оттуда почерпнуть. Все, что происходило в прошлом, когда меня не было, сложно воспринимается. Тогда жили другие люди с другим темпом речи, менталитетом и ценностями. Они выросли в другом пространстве. Что я взял от Коли Герасимова, так это его положительность. Он добрый, искренний и чистый герой. Но мне хотелось сделать что-то другое. Он брал своей абсолютностью, это образ, возможно, даже архетип. А архетип создавать не хотелось. Я хотел показать конкретного человека. Я понял, что не стоит равняться на Лешу Фомкина (актер, сыгравший Колю в мини-сериале 1984 года «Гостья из будущего»), потому что у меня не получится сыграть так же круто, как он. Я из другого времени и сам про другое.
— В советском сериале Коля и Алиса были шестиклассниками, а в фильме «Сто лет тому вперед» учениками 11-го класса. Возможно, именно лирическая линия и была тем, чего не хватало в этом фильме?
— Необходимо снимать фильмы о любви. Этот фильм именно о любви. Для меня это самое главное, что изначально было в сценарии и затем реализовано в фильме. Химия между двумя молодыми людьми, благодаря которой спасается вселенная. Если мир действительно нуждается в спасении, то это можно сделать только с помощью любви.
— Как вы думаете, смогут ли авторы подросткового кино говорить с молодежью на одном языке?
— Этот вопрос часто возникает у меня, когда я смотрю сериалы о подростках, где используются слова вроде «вайб», «флекс», «лэйм» и так далее. Язык — это живой организм, который постоянно меняется. Сценаристы пишут о подростках, используя актуальные слова. Затем проходит препродакшен, кастинг, производство, постпродакшен… Проходит два года, и подростки уже говорят на другом языке. Советский сериал не стремился угнаться за временем. Он говорил о важных вещах. Мы старались избегать модных слов и быть честными с собой. Нашли ли мы общий язык со зрителями? Это им судить, но мы ни разу не обманули. И для нас это большая удача.
Марк в фильме «Сто лет тому вперед», фото WEB
— Похоже, что сценарии в будущем будут писать ИИ. Вас это не пугает?
— Честно говоря, это неизбежно и, возможно, необходимо. Можно вспомнить, как Чарли Чаплин недоволен был приходом звука в кино, утверждая, что кино и так выполняет все свои функции. Но сейчас мы понимаем, что это не так. Сколько денег потратили создатели «Игры престолов» на визуальные эффекты, а теперь Sora AI может сделать то же самое за короткое время. Вопрос в том, что с каждой новой нейросетью возрастает ценность идей. Я сам активно использую нейросети и планирую создавать что-то с их помощью. Это моя связка с будущим.
— Могут ли нейросети заменить актеров?
— Было бы интересно вернуться к этому разговору через три года. Мне, конечно, хочется сказать: «Нет, актер — это человек, его энергия важна». Но у меня есть ощущение, что время может потребовать, чтобы нейросгенерированные персонажи немного вытеснили актеров. Это даст людям возможность лучше понять друг друга и свои отношения. Тогда вновь возникнет ценность актера и химии на экране. Но для этого технологии должны развиться, и это не произойдет завтра. У нас еще будет возможность снять один фильм. Надеюсь, но не уверенно.
— В прошлом году вы закончили Школу-студию МХАТ. Как планируете использовать полученные знания?
— Я продолжу развиваться. Знания, которые я получил, — это базовый фундамент. Я очень благодарен Школе-студии за это. Она заложила в нас основы. На первом курсе мой преподаватель Сергей Алексеевич Щедрин сказал: «Если вы пришли сюда, чтобы стать актерами, можете уйти. Мы не собираемся делать из вас артистов, мы хотим сделать из вас людей». Это очень благородная задача. Дальше на эту базу нужно накладывать теоретические и практические знания. Поэтому сейчас я посещаю курс по истории кино у Всеволода Коршунова, учитывая свои режиссерские амбиции.
Марк Эйдельштейн, фото © WEB
— Чем еще занимаетесь?
— Диджеингом. Творчество связано с ритмом и темпом. Дополнительные знания помогают мне развиваться творчески. Мне кажется, интересны те актеры, которые по-разному подходят к изучению своего ремесла.
— Внешне вы выглядите как типичный современный романтический герой. Готовы ли вы кардинально измениться ради проекта?
— В принципе, я готов на все. Это нормально. Наша индустрия устроена так, что моя схожесть с Шаламе из-за длинных кудрявых волос может привлечь зрителей. Но если я побрею голову, не факт, что буду интересен. Мы этого не знаем, потому что я еще не пробовал. Но думаю, что это произойдет в ближайшее время. Нужно просто немного усилия воли. Если увидите меня в тизере или трейлере с другой прической — значит, у меня это удалось. Но пока я рассказываю разные истории через свои кудри.
